Шут в Таро и в нас самих (Салли Николс) <Часть 2>

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть это изображение]

В нашем путешествии к собственной индивидуации архетип Шута часто демонстрирует и сопротивление этому, и инициативу, присушую его природе, воздействуя на наши жизни не столько решительно, сколько творчески. Его импульсивное любопытство ведет нас к несбыточным мечтам, тогда как его игривая натура пытается увлечь нас назад, к беззаботным дням детства. Без него мы никогда бы не взялись за задачу самопознания; но, с другой стороны, с ним мы всегда будем испытывать искушение побездельничать где-нибудь. Поскольку Шут - это часть нас самих, отсеченная от эго-сознания, он может играть шутки с нашим мыслящим разумом; это и приводящие в замешательство оговорки, и весьма своевременные провалы в памяти. Иногда его шутки, даже самые практичные, вовлекают нас в ситуации, на которые это никогда бы не осмелилось.

Кажется очевидным, что Шут, как Обманщик и в то же время Герой, может играть как добрые, так и злые шутки, все зависит от точки зрения. Мария Луиза фон Франц говорит, что эта фигура "наполовину дьявол, наполовину спаситель, ... она либо разрушается и лишается всякой формы, либо претерпевает трансформацию в конце рассказа". В следующих главах мы будем следовать за Шутом Таро и/или героя через двадцать один эпизод на пути его трансформации. Верно, много чудесного случится, прежде чем сводящий с ума сгусток энергий, символизируемый скачущим .Шутником нулевой карты, сможет появиться в двадцать первой карте как Мир, безмятежная танцовщица, движущаяся в гармонии сфер.

В швейцарской колоде Шут называется "Le Mat", что буквально означает "тупица". Очень часто придворными шутами были люди, действительно умственно отсталые. Но, хотя и слабоумные с точки зрения интеллекта, они считались находящимися в особых отношениях с духовной стороной бытия. Называя такого дурака "архетипической религиозной фигурой", фон Франц соотносит его с подчиненной функцией - юнгианским термином, обозначающим неразвитый аспект души. В своих "Лекциях по юнговской типологии" она приравнивает Шуга к "части личности, либо даже человечества, которая остается невостребованной и таким образом все еще обладает первозданной целостностью натуры".

Рассматриваемые как Божьи люди, по-французски les amis de Dieu, такие дурачки пользовались любовью и заботой общества. Этот обычай сохранился и в наши дни среди деревенских жителей, где "местного дурачка" содержит и защищает весь поселок. Но в так называемых более цивилизованных сообществах уже не относятся терпимо к подобным отклонениям от нормы и таких людей запирают в специальных заведениях.

Если бы Шут выступал под своим итальянским именем il Matto (Сумасшедший), то его точно удалили бы от нашего общества, ибо умопомрачение - это состояние человеческого духа, которого сегодня боятся больше всего.1 И здесь общепринятый Установившийся Порядок Вещей стал куда более нетерпимым к поведению, отличающемуся от того, которое принято называть нормальным. Парадоксально, но путь к подлинному здравомыслию, подлинному нормальному психическому состоянию часто проходит через детскость и сумасшествие.

В некоторых простейших обрядах врач и пациент "разыгрывают сумасшествие", чтобы превратить преобладающий несущий зло порядок в его противоположность. В "Короле Лире" центральный персонаж, беспомощный как ребенок, принужден блуждать по вересковым пустошам под натиском яростных бурь как вне, так и внутри себя, прежде чем обретает новую и царственно чистую душу. Для шекспировского понимания сути характерно, что именно Эдгар, скрывающийся под личиной шута, ведет Лира к нормальному психическому состоянию, здравомыслию. Шут может играть дьявольскую роль, доводя нас до сумасшествия; но он также может помочь нам отыскать свой путь к спасению.

Комментируя аспект Спасителя у ребенка и сумасшедшего, Мак-Глэшен считает нужным сказать: "Человек должен вернуться к своим истокам, личным и расовым, и изучить заново истины воображения. И в этой задаче его необычными инструкторами являются ребенок, который лишь наполовину вошел в рациональный мир пространства и времени, и сумасшедший, который уже наполовину сбежал из него. Ибо лишь эти двое в некоторой мере свободны от беспощадного давления повседневности, непрерывного воздействия чувств извне, обременяющих остальное человечество. Они путешествуют налегке, эта любопытная парочка, и уходят в дальние и одинокие странствия, иногда принося с собой сверкающую ветвь из Золотого Леса, через который они брели".

Шут как потенциальный Спаситель прекрасно изображен в колоде Таро, созданной в первой декаде нашего века под руководством Уайта. Этот очаровательный юный паж в одежде, украшенной цветами, с розой, кажется изображением андрогина, удачно сочетая в себе мужские и женские качества. Во многих первобытных культурах верили, что боги и первые люди были двуполыми, символизируя таким образом изначальное состояние целостности, существовавшее до разделения на противоположности - небеса и землю, мужское и женское.

Далее, такой костюм Шута связывает его с первичной мощью Творца и невинностью только что появившегося творения. Несмотря на зияющую перед ним пропасть, юный Шут Уайта беззаботно подпрыгивает. Голова его витает в облаках мечтаний о совершенном мире без всяких неприятностей, а сердце - жаждет любви и приключений. Он кажется наивным, как Парсифаль. И как Парсифаль, величайший Шут, он не имеет представления, какой вопрос задать жизни или даже о том, что такой вопрос 'задать нужно; но с ним собачонка, которая чует опасность и поможет ему избежать ее.

И как Парсифалю, связь с собственной инстинктивной стороной дает Шуту возможность спасти не только себя, но и все человечество. В этой связи Джозеф Кэмпбелл часто замечал, что лишь благодаря тому, что Парсифаль полностью полагался на свою природную интуицию, которая побуждала его пренебрегать общепринятыми хорошими манерами и советами старших, он в конце концов задал единственный простой вопрос, необходимый для спасения Заброшенных Земель. Возможно, что мечтательный Шут Уайта спасет себя - и нас.2 Подобно князю Мышкину в "Идиоте" Достоевского, Шут Уайта воплощает спасительную мощь простоты в сочетании с верой. И, как и все дураки, он отмечен рукой Господней.

Господь помечает дураков разными способами. В прошлом как особый знак Божий рассматривались и телесные уродства; поэтому карликов, горбунов и колченогих часто брали на роль придворных или королевских шутов. Иногда честолюбивые родители даже нарочно уродовали своих детей, перевязывая их или каким-либо иным способом, уродуя, чтобы отпрыски могли добиться желанной должности шута. Но, несмотря на то, были ли эти калеки отмечены чудодейственной рукой Господней или же стали такими в результате тайных проделок человека, часто они оказывались существами, обладающими необыкновенной глубиной мысли и мудростью.

Исключенные из-за своих физических недостатков из мира занятий и интересов обыкновенного среднего человека, в результате своего одиночества и перенесенных страданий, они были вынуждены искать новые возможности в себе самих. Усмешка грустного клоуна, частая тема во всех видах искусства, была навеки запечатлена на полотнах Пикассо, а также на сцене, в "Риголетто" и "Паяцах". Шут, будь он придворным шутом, обманщиком или цирковым клоуном, всегда отмечен печалью и одиночеством, характерными для любого персонажа, стоящего вне удобной анонимности, от которой получает удовольствие средний человек. Единственным персонажем Таро, который уловил эту торжественную ноту, является, что само по себе многозначительно, недавно созданный Шут из современной колоды, которая называется Таро для эпохи Водолея.

В отличие от изображений Шута в разных колодах, на которых он показан движущимся вправо (традиционное направление сознания), этот бродяга поворачивает налево (пагубное направление, бессознательная сторона личности). Все остальные Шуты выходят во внешний мир, мир действия, символизируя этим эволюцию сознания через внешний опыт. Шут эпохи Водолея, в отличие от большинства юнцов предыдущих поколений, отворачивается от этой реальности, задумчиво медля на грани другого мира. Возможно, как и многие юноши такого возраста, он собирается исследовать внутренний мир мечты и видений.

Будучи самым торжественным из всех Шутов, этот парень является единственным, который вроде бы смотрит, куда он идет. Кажется, что его взгляд направлен на какую-то удаленную цель. Хотя он изображен в виде молодого человека, в нем нет ни бесшабашного веселья, ни непоседливости юности. Похоже, что он вполне сознательно выходит на тропу самореализации, с преданностью и целеустремленностью, которых обычно достигают лишь во второй половине жизни. Может показаться, что он удаляется от жизни, не прожив ее. Возможно, он чувствует, что наш мир и его ценности не предоставляют ему возможностей для самореализации. В идеале он вернется из своего путешествия внутрь себя, вдохновленный на создание нового мира, более достойного его усилий.

Юнг определил это как "центр сознания". Самость - это термин, который он использовал для обозначения центра всей психики, центра расширяющегося сознания и стабильности. Как покажет нам Шут Таро в своем круговом танце, Самость - это ни то, что мы создаем, ни что-то вроде золотой морковки, которую жизнь всегда держит перед нашим носом. Самость здесь находится в своем начале. Это, если хотите, творится нами, но Самость дается нам. Она существует в момент нашего рождения - а также до него и после нашей смерти. Она всегда с нами, ожидая, когда мы вернемся домой, и побуждая нас к этому, ибо точки возврата не существует. Наше странствие, как и странствие Шута, - это путь по кругу. Цитируя Юнга: "Эго находится в таком же отношении к Самости, как движимый предмет к тому, кто его двигает, или как объект к субъекту... Самость, как бессознательное, существует априори, и из нее развивается это. Это, так сказать, бессознательный набросок это. Не Я создаю себя, а скорее Мне посчастливилось оказаться собою".3

Переливы личности Шута нельзя уловить и выразить словами. Но приведенная выше цитата, по-видимому, ухватывает по крайней мере что-то из его меняющихся красок. Давайте скажем, что Шут в Таро - это Самость как бессознательный набросок это. Мне кажется, что даже Шут может счесть это достаточно двусмысленным! Если он смеется, то это напоминает нам о том, что юмор является важной составляющей во всех наших взаимоотношениях и необходимой вещью для любого путешествия.

Уильям Батлер Йеитс понимал это. Он собирал забавные рассказы ирландских крестьян. В одном из них, который называется "Королева и Шут", мы узнаем, что наш Шут из Таро все еще жив в Ирландии и продолжает шутить по-прежнему. Те, кто видели его, говорят, что у него небольшая примечательная бородка и он любит выскакивать неожиданно в самых неподходящих местах:

"Я слышал от некоего Герна, колдуна, на границе Клэйра и Галуэя, что в каждом клане "маленького народца" есть "Королева и Шут", и если вас "затронет" кто-либо из них, то вы, возможно, никогда от этого не оправитесь, хотя можете оправиться от прикосновения любого другого из них. Он сказал о Шуте, что, "возможно, это самый мудрый из всех", и говорил о нем как об одетом, подобно одному из "мимов, обычно бродящих по стране"... Жена старого мельника сказала: "Говорят, что "маленький народец" большей частью неплохие соседи, но от штучек Шута нет спасения; те, кто им подвергся, пропали".

От штучек Шута нет спасения. Да и кто стал бы его искать!

(с) Салли Николс
Из книги "Юнг и Таро: архетипическое путешествие"
Перевод с английского Татьяны Тарасовой
Журнал "Урания", №2 - 1997 - С.26 - 35.